– Ти-хо-о-о!!! – заорал он.
Зал стих.
– Ты что раскричался, Захарыч! – продолжал мэр. – Ты так мне всех зрителей здесь перепугаешь. Чего доброго заиками сделаешь. Тебя, что, бабка твоя обижает? Так ты только скажи…
Публика засмеялась и была настроена на шутки.
– И не стыдно тебе, Кузьма. И ты туда же… Я может шарлатана разоблачаю, а ты мне мешаешь?
– Сколько тебя знаю, ты всегда чем-то недоволен. Ты часом маниакальным синдромом не страдаешь?
Зал засмеялся.
– Уж больно ты всех подозреваешь во всех преступлениях мира, – усмехаясь продолжил Кузьма Петрович.
– Да пошел ты! Я вообще не с тобой хочу поговорить. Дай мне человека кое о чем спросить.
– Спрашивай, конечно. Только не устраивай здесь вторую Верховную Раду.
– Будь спокоен. Мне самому не нравится этот цирк. Молодой человек, – обратился Захарыч к Алексу.
Все это время Алекс умиленно наблюдал за стариком. И когда дед обратился к нему, он решил подыграть старику.
– Слушаю тебя, Захарыч.
Публику это потешало.
– Я старый боец. Ни в черта, ни в Бога не верю. И ты нам этими сказками про Будду мозги не запудришь. Мы не с того теста сделаны…
– А что тебя смущает? – задал конкретный вопрос Алекс.
– Меня все смущает…
– Слушай, Захарыч, у нас так разговора не получится…, – попытался вмешаться Кузьма Петрович.
– Погоди, Кузьма. Вот ты все красивые слова говоришь, – обратился старик к Алексу. – Может быть эти слова красивые и правильные. Но я никак не могу взять в толк, как ты поднялся в воздухе? Это не может быть….
– То есть ты, Захарыч, хочешь сказать, что ты уже не дружишь с собственными глазами?! – опять вмешался мэр.
Весь зал попадал со смеху.
– И не стыдно тебе, над бедным стариком потешатся. Мало ты у меня батога получал.
И действительно, когда Кузьма Петрович был еще мальчиком, он очень любил яблоки, которые росли в колхозном саду, где Василий Захарович был сторожем. И там он получал от него тумаков, потому что тогда Захарович по возрасту был таким, как сейчас Алекс. Но сейчас – это старый ворчун, который всю свою жизнь был за справедливость. Зал долго смеялся после слов старика.
– Ну, ты еще вспомни свою лихую молодость. Значит так, Захарыч либо ты задаешь Александру вопрос, либо мы просто отключим микрофон, потому что время уже полчаса назад вышло.
– А ты мне рот не затыкай. Сам знаю, про что спросить.
– Я готов, Захарыч, – отозвался Алекс.
– Саша, я не знаю, как у тебя получилось летать, но если ты прилетишь сюда, ко мне, тогда ты истинно святой, как ты уже три часа нас пытаешься убедить.
– Ты что, старый черт, у тебя крыша поехала, – уже раздраженно проговорил мэр.
– А тебя не спрашивают…
– Кузьма Петрович не ссорьтесь с дедушкой. Я это сделаю.
И не успела публика опомниться, как Алекс разбежался и со сцены прыгнул прямо на зрителей, так что передние ряды закричали и зажали свои головы руками. Но какая-то неведомая сила подхватила Алекса и понесла по направлению к старику. Все замерли, и даже неугомонный дед. Когда Алекс опустился возле старика, Захарыч покрылся испариной. Глаза его выражали ужас. Алекс обнял старика и спросил его, в его же микрофон:
– А как тебе этот трюк, Захарыч? – с улыбкой спросил Алекс и осторожно положил свою правую руку старику на плечо.
– Ты как Копертфилд, – неуверенно вымолвил старик.
– Да?! А где же ты его видел?
– По телевизору.
Александр еще раз улыбнулся.
– Хорошо, друзья мои, – сказал он в микрофон, который стоял между рядами. – На сегодня наша встреча, к сожалению, подошла к концу. Но завтра, я надеюсь, мы с вами снова увидимся. Завтра поговорим о практической стороне учения Будды. Будьте счастливы! До завтра.
ГЛАВА 9.
Разговор двух философов
Смеркалось. В городском парке, что окружает со всех сторон громадный театр, как на заказ, заливались птицы. Алекс вышел из служебного входа. Его провожали, наверно, все сотрудники театра. Они все вывалили на улицу, чтобы пожать руку Алексу. Среди них были и женщины, в том числе и Надежда Максимовна. Она больше всех «приседала» перед Алексом. Он поцеловал руки всем женщинам и пожал руки всем мужчинам, которые вышли его провожать. Создавалось такое впечатление, что они расстаются навсегда. Но они расставались, буквально на одну ночь. Чем-то покорил их Алекс. Наверно взял их своей обаятельностью. Точно не знаю. Но знаю точно, что его дебют удался на славу. Он, немного отойдя, помахал им еще раз рукой, и не спеша пошел по направлению гостиницы, вдыхая полной грудью весенний воздух.
Вдруг, в тени деревьев, показалась чья-то тень.
– Я смотрю, вы пользуетесь популярностью среди женщин, – отозвался до боли знакомый голос.
Алекс остановился. Он не был напуган или ошарашен неожиданным гостем. Он просто спокойно ждал, пока тот выйдет из тени деревьев. И когда он вышел на свет, то Алекс в нем узнал того самого «черного» человека, который ввел его в замешательство, когда он приехал в этот город.
– Добрый вечер, Александр Игоревич, – вежливо произнес Георгий, протягивая руку.
– Добрый вечер, – не менее вежливо ответил Алекс и крепко пожал ему руку.
– Поздравляю вас с блестящим дебютом!
– Спасибо. Простите, вы не представились…
– Ох, простите, это моя оплошность. Меня зовут Люц.
– Вы что, иностранец?
– В некотором роде.
– А говорите на русском без акцента…
– Это мое хобби.
– Не понял, что за хобби?
– Говорить на всех языках мира без акцента.
Алекс подумал, что он пошутил и искренне рассмеялся. Люц не стал настаивать и тоже поддержал его в этом. Наши герои, не сговариваясь, направились к отелю. Алекс взял инициативу в свои руки и начал с пристрастного расспроса о незнакомце, как будто не Георгий ждал его, а он – Георгия.
– И все-таки, откуда вы? – не унимался Алекс.
– Я вам обязательно открою эту тайну, но только немного погодя.
Обычно Алекса трудно чем-либо удивить. Но личность Георгия, его чрезвычайно заинтриговала.
– А, это тайна под семью печатями?
– Не стоит смеяться.
– А скажите, как вы здесь оказались?
– Вы имеете в виду, в городе?
– Да.
– Я многое слышал об этом городе. И захотел съездить посмотреть, как тут люди живут и себя показать. А вообще, я много путешествую.
– И в каких странах вы были?
– Во всех.
– И как впечатления…
– Скучно.
Алекс опешил от неожиданного ответа.
– Но, почему, позвольте полюбопытствовать?
– Извольте. Потому что люди везде одинаковые.
– Что вы имеете в виду?
– Куда не поедешь, везде встретишь ложь, жадность, алчность, предательство, ненависть, убийства и т. д.
Произошла пауза. Алекс не ожидал, что разговор пойдет по такому руслу.
– Вообще, я редко встречал людей с яркой Личностью, – продолжал наш «черный» герой, как не в чем не бывало.
– Но это, как посмотреть…
– Как известно, – бесцеремонно перебил Люц, – человек должен отличается от обезьяны наличием своей точки зрения. Но я редко встречал таких людей. Как правило, среди людей мало кто хочет отличаться от других. Мало кто из людей хотят выходить из «зоны комфорта». А я считаю, что только когда человек выходит из этой зоны, только тогда он развивается, как личность. Одни люди привносят в мир голос разума, другие – голос сердца, третьи – только звуки пищевого тракта. Последних, к моему великому сожалению, подавляющее большинство.
Люц намеренно сделал многозначительную паузу, чтобы до Алекса дошел весь смысл последних слов.
– Недалекие люди, – непринужденно продолжил человек в «черном», – обычно осуждают все, что выходит за пределы их понимания. Ибо, если человек начинает чем-то выделятся, тут же он испытывает на себе осуждения, насмешки, оскорбления, доходит вплоть до физической расправы. И я был свидетелем многих таких случаев. На это могут осмелиться лишь яркие Личности: знаменитые ученые, философы, изобретатели, и даже бизнесмены, в правильном понимании этого слова. Я знаю, что и вы были одним, кому выпала такая Карма. А вся остальная масса людей составляют «человеческое стадо».
– Интересная точка зрения. А вы что, не можете видеть хорошее в людях?
– Не могу, – невозмутимо ответил Люц.
– Но почему?
– Потому что светлое начало в человеке – это иллюзия, в которое человек сам с трудом верит. Единственное, что человек делает искренне, так это – заблуждается. Если одно заблуждение свойственно всему обществу, как например, в свое время, это был коммунизм, но при этом оно помогает ему жить, то оно становится верой. А если вера теряет искренность, то это уже не заблуждение и соответственно не вера, а лицемерие и обман, которые могут только разлагать общество.
– Да я смотрю, вы – философ?
– Да еще какой! – Люц изобразил улыбку на лице.
